И русские и шведские источники молчат о том, что обсуждали военачальники после битвы 28 сентября. Обе стороны, разложив много костров из-за сильного холода, держали в поле зрения друг друга и, несомненно, обговаривали дальнейшие действия и оценивали свои потери. Корволант вместе с полками Боура недосчитался 1111 чел. убитыми и 2856 чел. ранеными. «Кровавые потери» русских составили 1111+ 2856 = 3967 чел. Больше всего (почти половину состава) потерял Семёновский полк 141 убитыми и 664 ранеными, а также ингерманландцы - 354 чел. убитыми и 361 ранеными. В Преображенском полку из 52 офицеров убито и ранено было 21 (т.е. 40%), а из 1551 чел. нижних чинов, бывших в бою, убито и ранено 486 чел., т.е. 31 %[1]. (Относительные потери офицеров Русской армии в XVIII-XIX вв. были больше солдатских). Драгунские полки пострадали меньше (от 22 до 46 чел. убитыми и от 58 до 122 чел ранеными).
Портрет Петра I. Поль Деларош (1838)
Из 8 полков дивизии генерал-лейтенанта Р.Х.Боура (4076 чел.) ранено было 321 чел. (число убитых не указано, но если раненых бывает, как правило втрое больше, то «кровавые потери» драгун Боура около 430 чел.)[2]. Из командного состава смертельно был ранен дармштадтский ландграф Фридрих и на глазах Петра был убит сын генерала Алларта. («Сын ево убит при нас» - писал царь Г.И.Головкину 29 сентября).
Конечно, Левенгаупт присочинял, что «кроме рядовых и унтер-офицеров были убиты или ранены все [шведские] полковые и ротные офицеры», в то время как к русским весь день и всю ночь подходили «новые резервы». Но потери шведов были больше. М.М.Голицын говорил, что солдаты четырежды наполняли патронами сумки, пазухи и карманы. (В сумке помещалось 25-30 патронов, в карманах, возможно, столько же). Если от первоначальной численности шведского корпуса в 12 950 чел. вычесть 877 попавших в плен, 1500 вернувшихся в Прибалтику и 6700 добравшихся до Карла XII (среди всех этих групп были раненые, в том числе и от холодного оружия), получится, что от Днепра до Стародуба погибло 3873 чел. - 30 %, т.е безвозвратных потерь оказалось в 3,5 раза больше, чем у русских. (Среди шведов много умерло от ран при отступлении; если бы отступали после боя русские, то количество умерших от ран среди них тоже было бы больше). Предположительно общее количество шведских «кровавых потерь» вместе с ранеными могло составлять около 6500 чел. Урон в 6397 человек убитыми и пленными упоминал Р.Петре[3]. Таким образом, вечером 28 сентября поле сплошь было завалено телами погибших и тяжело раненых в зелёных и синих мундирах, а также трупами лошадей. Русские пушки и зарядные ящики при обратном ходе к середине поля во тьме переваливались через людские тела. (При описании побоища один из раненых каролинцев упомянул, как его переехало колесо). Часть раненых смогла выбраться к своим ночью и оценка на глаз потерь противника Петром в 8 тысяч вполне понятна[4]. В целом можно считать, что кровь 10 тысяч человек пропитала поля у Лесной.
Шведский военный историк полковник И.Б.Р. Веннерхольм предложил рассчитывать эффективность «Э» боя соперников формулой Э = F : N, где F – потери противника убитыми и ранеными, N – численность своей армии . Чем меньшими силами нанесён урон противнику убитыми и ранеными, тем выше эффективность на поле боя[5].
При численности сражавшегося на поле корволанта (10 тыс.) вместе с людьми Боура и Фастмана (5 тыс.) N рус.=15 000 чел. Кровавые потери шведов Fшв.= 6500 чел.
Э рус.= (6500 : 15000) х 100%= 43 %, т.е. каждая сотня русских солдат убила и ранила около 43 шведов.
За вычетом солдат-возниц, застрявших с частью фургонов на дороге к Пропойску, общее количество участвовавших в бою с утра и до вечера шведов Nшв.=12 000 чел. Если солдат хотя бы минуту простоял на поле битвы, даже не выпалив ни разу, он мог считаться участником сражения.
На поле битвы сегодня.
Э шв.= (3967 : 12000) х 100% = 33 %, т.е. каждая сотня шведов убила и ранила около 33 русских воинов.
Таким образом, русская эффективность была на 10% выше шведской[6]. Скандинавская доблесть, как положено, выхвалялась и шведами, особенно теми, кто дезертировал в Ригу: «Можно поражаться, как горсть шведов билась против ужасающего числа врагов. Неизвестно, чему больше удивляться – их храбрости или стойкости, когда всего один полк приступал и опрокидывал 6-8 полков врага. И только потому, что противник имел выгоду в количестве, месте, случае и погоде и всё время использовал лес как резерв при ретираде, а шведы не имели поддержки, то на сей раз они должны были уступить ярости неистового противника. Но сражаясь так, они разом и насмерть били своих врагов, продавая свои жизни дорого, как неукротимые львы. Нужно ли удивляться, что поле стало сплошь красным от крови русских трупов, а шведских убитых почти не было?» - фантазировал дезертир Бенеке.
Шведское командование, оценив потери, не могло не прийти к выводу, что новый бой обернётся полной гибелью. Левенгаупт к тому же боялся, что ночью к русским придут дополнительные силы (дивизия фон Вердена). Чтобы сбить преследование, армии того времени отступали незадолго или при наступлении темноты. Решение ускользнуть от погони под покровом метели и тьмы созрело у Левенгаупта, видимо, ещё в конце сражения. Около одного из костров генерал сказал подполковнику Х.Хурну, что «он хочет посмотреть, возможно ли пробиться и продолжить путь к Его Величеству».
Ампутация ноги у шведского солдата в полевых условиях.
Как только генерал убедился, что русские прекратили атаки, он стал принимать меры к отступлению. Уже с 9 часов вечера некоторые части начали перебираться через Леснянку[7]. Р.Петре писал, что приказ уходить из Лесной был получен в полночь. Некоторые дезертиры, добравшись до Могилева в начале ноября, рассказывали, что Левенгаупт велел ночью стрелять из пушек, чтобы собрать рассеявшееся воинство. Не приходится сомневаться, что с поля сражения раненые стремились ковылять к своим - в сторону вагенбурга. Поэтому нельзя принимать за чистую монету оправдания дезертиров, что они де «не заметили» отхода армии.
Как записал Р.Петре, «русская» середина поля освещалась «бесчисленными кострами». Все регулярные силы корволанта, не спускавшие глаз с противника, держались под ружьем. «Наша линея после бою» изображена на плане сражения равносторонним углом, одна сторона которого отходила от реки Леснянки западнее моста, а вторая проходила параллельно фронту шведского вагенбурга по половине поля[8]. Солдатам под страхом повешения и офицерам под угрозой увольнения было запрещено выходить грабить и раздевать убитых[9]. Колоссальное напряжение в последние дни и в сражении, возможно, обессилели царя. По словам Феофана Прокоповича, Пётр «изнемог и, оледенев, принужден был почити на неизвестном месте» (скорее всего у одного из костров). «При… окончании [сражения] превеликая началась вьюга с снегом и потом тотчас ночь наступила и тако оставшейся неприятель случай к уходу получил. А наши, где кого та вьюга застала, тут и ночевали»[10].
При неясном исходе битвы соперники всегда учитывали, за кем осталось поле боя. Если корволант расположился на ночь на середине поля перед д. Лесной, то курляндская армия вообще покинула его. Ошибочно считать, что регулярные войска русских «прозевали» уход шведов. Метельной ночью корволант не собирался ни нападать, ни отсекать дорогу на Пропойск.
То, что победа Петра и Меншикова не стала полнее, в этом несомненно заслуга Левенгаупта, - почти половину армии он всё-таки спас. Бегству побеждённых помогла очередная уловка графа - в холодную ночь шведы огородили оставшиеся фургоны стеной огня, заставив думать, что костры обогревают солдат. «На следующий день в начале утра было замечено, что шведы вокруг своих повозок развели большой огонь»[11]. Подробнее описана ночь и начало дня 29 сентября в «Театрум Европеум». «Когда при достаточно сильном морозце спустилась ночь, московиты увидели, что шведы развели вокруг фургонов большой огонь. После этого царь приказал у передней линии правого фланга зажечь костры и к утру быть в готовности к подъёму. Как только полностью рассвело, московиты двинулись на шведские повозки, полагая встретить снова отпор. Но они увидели, что Левенгаупт использовал военную хитрость только для того, чтобы успешнее провести ретираду, оставив в распоряжении московитов всех раненых и 700 (так!) фургонов, с которыми он собирался прийти на помощь к нуждавшейся армии своего короля»[12]. Некий торговец из г.Друи, подвозивший съестное для шведов на нескольких фурах и уверявший, что видел сражение от начала и до конца, рассказывал, что Левенгаупт якобы оставил ночью 500 лошадей за фургонами, чтобы казалось, что шведы еще остаются на месте. Это очень сомнительно, лошади были нужны для эвакуации людей. (Ни об одной из своих военных хитростей граф не упомянул в своих мемуарах).
В то время, как Пётр I настраивался на новый бой утром, в шведском лагере после приказа отступать наступила растерянность. Если бы не шок после боя, генерал мог бы оставить за кострами арьергард с восемью уцелевшими пушками и большим количеством находящихся в фургонах боеприпасов и пробиваться за Сож с остальной живой силой. В таком случае корволанту потребовалось бы время для повторного штурма шведских позиций[13].
Знамёна армии Карла XII 1-я четверть XVIII века. Из книги А. Оберг, Г. Ёранссон «Каролинцы», 1976 г.
Однако, как и на Ресте 27 сентября, пошла полная эвакуация. В спешке, с трудом выдерживая тишину, вывезли пушки, затем двинулась конница, потом пехота и, под конец, фургоны. Так удалось поначалу избежать затора перед мостом. (Потом в этом месте повозки сцеплялись и их приходилось спихивать на сторону)[14].
В кромешной тьме на узкой дороге началась толчея и давка, сотни повозок сцеплялись друг с другом, застревали и вязли. Заторы происходили на каждом шагу. Кавалерия и пехота перемешались, напряжение последних дней и тяжелейший бой обвалили дисциплину. Поражение было осознано и отступление перешло в бегство, офицеры потеряли управление войсками. Паника поначалу вспыхнула среди обозных. Пронеслась молва, что впереди в засаде поджидают 16 тыс. русских, а сзади полным ходом снова напирает враг (Бенеке). Поддавшись, скорее всего таким слухам, Левенгаупт приказал бросать повозки с казенным и личным багажом, выпрягать лошадей, сажать на них пехоту или нагружать на коней самое ценное и всем разбирать всё что ни есть в фургонах. Чтобы избежать попрёков, генерал велел начать со своего имущества. Если такой приказ действительно исходил от генерала, как пишет Бенеке, то он полностью разложил корпус. Началось мародёрство. Шведская паника сравнима с переполохом русских при бегстве от Нарвы к Новгороду после катастрофы в 1700 г., с неодолимым ужасом пруссаков после разгрома их маршалом Л.Даву и Наполеоном при Иене и Ауэрштедте в 1806 г. и с беспорядочным бегством французов после поражения при Ватерлоо в 1815 г. За время боя и русские и шведы в равной мере устали и исстрадались по пище и воде. В то время, как в лагере Петра I обмёрзшие победители устраивались у костров, побеждённые после распоряженья выпрягать коней и уходить верхом, бросились вспарывать мешки с продовольствием, вышибать дно у бочек, глушить вино, водку, пиво и грабить торговцев. В то время была вера в то, что алкоголь согревает. Возничие, маркитанты и прочие нестроевые перепились до потери сознания – писал граф. Опьяневшие кучками падали по дороге или бродили по лесу. Обозные и солдаты расхватывали и натягивали на себя самые лучшие мундиры. Ни угрозы, ни увещевания не помогали. Всё это видели казаки и калмыки, которые тоже стремились поживиться трофейным добром. «В темноте повозки ехали так близко друг к другу, и в такой кутерьме, что разламывались оси, и весь проход был так забит, что невозможно дальше идти. Поэтому 10 чугунных пушек… мы оставили вместе с их зарядными ящиками. На нашем пути было так много засек и завалов, что большая часть отправленных перед акцией фургонов должна была застрять здесь в лесу. Лошадей мы выпрягли и взяли с собой, а то, что было в повозках, мы перепортили, как могли. Хуже всего было то, что рядовые солдаты и кавалеристы ночью по пути набросились на повозки с вином и водкой и перепились. Ни команды, ни удары больше не помогали. Около 1000 человек разбрелись и повалились в разных местах леса и на следующий день попали в руки врага»[15]. Тьма, грозившая смертью от казачьей пики и сабли, усилила слепой страх. Фургоны с провиантом и амуницией, а также раненые, покидались. Разбивать возы, искать подходящее болото для затопления орудий (или заклёпывать их) никто не был в состоянии. Вязнувшие в разбитой колее пушки и зарядные ящики отделяли от конных упряжек и бросали. Лошадей на всех не хватило и многие, в том числе раненые, брели толпами, множество разбегалось по сторонам. Большинство разбитых солдат текло на юг, но разрозненные группы, (в том числе офицеры, солдаты без ран и даже те, кому достались лошади) дезертировали в сторону Могилёва, Шклова и далее к Риге. Вайе писал: «Наши пушки так и остались завязшими в грязи, их было невозможно протащить, потому что дорога после прохода сотен фургонов была так разбита, что по ней нельзя было ехать верхом. Обоз частью был брошен на произвол судьбы, а частью разграблен [нашими] солдатами, потому что два дня они всё время находились в боевой тревоге и были так изнурены голодом и жаждой, что пройти в лесу мимо крупной добычи было невозможно, а в фургонах маркитантов и евреев было много вина, пива, водки и табака. Ночь покрыла преступление. Кто хотел следовать за своим знаменем и ротой, тот пошёл, кто не хотел, тот засел в лесу и остался. Поэтому утром многие были перебиты калмыками, когда спали или были пьяны» [16].
Часы после поражения были кошмарными: «Враждебный рок и тьма с холодом и дальше преследовали Шведскую армию. Наступил такой мрак, что руку свою перед глазами нельзя было разглядеть. К тому же никто не знал местности и, бродя по дикому и отвратительному лесу в грязи и слякоти, люди или тонули в трясине, или бились головой о каждое дерево, или падали через срубленные стволы самым жалким образом. Однако ночью удалось от места сражения отойти на несколько миль. Там оставшиеся засели в страхе и ожидании будущего, не зная, то ли плакать о случившемся, то ли больше страшиться предстоящего.
Знамёна Петровской армии 1-я четверть XVIII века.
К этому добавились зовы раненых, стоны умирающих, вопли отчаявшихся, призывы и крики заблудившихся – всё это могло вогнать в ужас храбрейшего и разжалобить самого твердокаменного»[17]. В непроглядной ночи многие потеряли ориентировку. Сам командующий отбился от армии, стал кружить по лесу с частью свиты и настиг своих беглецов только утром 29 сентября.
Паника, мародёрство и дезертирство превратили его корпус в толпу. Шведы были потрясены поражением и боялись возобновления битвы. Как боеспособное соединение курляндский корпус больше не существовал. Сражение у Лесной было выиграно Русской армией вчистую. Левенгаупт потерял не только всё награбленное в Литве и Белоруссии, но и «шведскую непобедимую самоуверенность» (В.О.Ключевский). И, тем не менее, решение бросить всё и бежать пехоте на обозных лошадях было верным - половину живой силы всё же удалось спасти. 27 июня 1709 г. после разгрома под Полтавой король, отклонив такое же предложение графа, потерял полностью все остатки Шведской армии у Днепра.
Первые беглецы появились у сожжённого Пропойска уже в ночь с 28 на 29 сентября. Город был сожжён и в нём оставалось целыми только несколько домов. Никаких переправ через Сож не было, а на другой стороне, как вспоминал Левенгаупт, можно было видеть несколько тысяч (!) одетых в красное войск противника, которые препятствовали наведению моста и стреляли из мушкетов, как только кто-нибудь приближался к реке. Ниже по течению был «остров» (часть низменного берега между Сожем и Проней была затоплена и казалась островом), куда можно было бы переправиться на лошадях. Но там был слишком крутой спуск с узкой пешеходной тропой от города и к тому же наготове стоял неприятель. Часть людей до появления генерала без приказа стала уходить вниз по Сожу. «И сентября против 29-го числа в ночи пришли к реке Соже войско неприятельских людей, и стали было переправлятца» - доносил Фастман, пославший разъезды вверх и вниз по реке ловить разбегавшихся. Тогда же, перед рассветом у Пропойска появилась и нерегулярная конница, от которой шведы врассыпную бросались в лес. («По всем углам и закоулкам было полно татар и калмыков, которые продолжали стрелять» - писал О.И.Тизенгаузен).
К раннему утру 29 сентября на полях у Пропойска скопилось уже до двух или трех тысяч человек[18]. Потом Левенгаупт послал верховых офицеров собирать отбившихся по ближней лесной округе и провел смотр уцелевших. В наличии оказалось 3451 чел. из пехоты и 3052 всадников (Р.Петре). Даже этими превосходящими силами шведы уже были не в состоянии прогнать ни драгун, ни казаков Фастмана. Богослужение, едва начавшись, было прервано генералом из-за нападения на обоз большой партии казаков и калмыков. Снова вспыхнул страх. Болотая низменность, растянувшаяся на целую милю вдоль левого берега Сожа против Пропойска (так о нем писал 11 августа Инфлянт), затрудняла спасение.
Деревянная церковь Рождества Богородицы, построенная гвардейцами Петра Великого в память победы у деревни Лесной Гравировал худ. М. Рашевский. Нива. 1899.
Для переправы на плотах было мало изб, которые можно было бы разобрать на бревна. И все же некоторые ухитрялись перебираться на маленьких плотиках, некоторые нашли лодки, часть забилась на несколько дней в заросли на левом берегу Сожа.В безвыходном положении Стакельберг предложил засесть за заборами или окопаться у Пропойска и ждать скорой помощи короля, но Левенгаупт отклонил нелепый план: без пушек, амуниции и пищи защищаться было невозможно. Примерно в первом часу дня, генерал дал команду, не дожидаясь раненых и «отставших из-за опьянения, страха и нерадивости» уходить как можно быстрее вдоль правого берега Сожа, пока не появились регулярные части русских. Казаки не стали преследовать шведов, но занялись теми, кто остался в Пропойске, брали их в плен и грабили брошенные фургоны.
Попытка прорыва через реку против Пропойска была сорвана Фастманом. В 2 часа дня Левенгаупт со свитой в 20 человек «было переправился на остров меж рек Прони и Сожи и там, также увидя, что неможность ему чрез реку Сожу перебратца, пошёл назад чрез Проню к Пропойску». Когда свита генерала проезжала мимо ретраншемента Фастмана, то драгуны выстрелили залпом и Левенгаупт «с людьми своими побежал великим скоком от стрелбы нашей, а иным мы и трату учинили. А под его знаменем всего было человек с двадцать, а иные роты за ним шли также малые и знамена везли тайно. И пошёл он вниз реки Сожи с великим поспешением; а пушек с ним ни единой не было. А в войске его… конницы и пехоты тысячи с две» [19].
Фастман достойно выполнил приказ царя. Противник не прошел через Сож, по правому берегу которого следовали казаки. Задержать с другого берега уходящую колонну, построенную в небольшие роты бригадир не мог. Приказа о параллельном преследовании не поступило, а новые партии шведов, казалось, вот-вот выйдут к Пропойску. Выслав конный разъезд вниз на пять миль по течению, бригадир предположил, что переправ через Сож нет вплоть до Гомеля и шведы, может быть, побегут на запад, к Днепру. Весь отряд в соответствии с прежним повелением царя оставался в ретраншементе. Задержкой неприятеля 29 сентября «на постирунге» у Сожа Пётр был доволен и подтвердил бригадирский чин служившего с 1698 г. Фастмана.
Так у Пропойска остатки курляндской армии развалились натрое – большая часть устремилась на юг к королю, не менее 2 тысяч (среди которых были и офицеры в чинах от ротмистров и лейтенантов до подполковников) дезертировали в Прибалтику[20], примерно тысяча безлошадных, раненых и тех, кто еще подбирался сзади, застряли у пропойской переправы. Как и раньше, арьергарда прикрытия Левенгаупт не оставил.
…..Через девять месяцев, 30 июня 1709 г. на берегу Днепра у Переволочны 16 тысяч беглецов из-под Полтавы капитулировали перед девятитысячной погоней М.М.Голицына и А.Д.Меншикова. Почему же из-под Лесной и Пропойска 6503 человека, «продержавшись» на конине и сырых корнеплодах 170 км пути, всё же добрались до короля, несмотря на хаос и страх, преследовавший их вплоть до 4-5 октября?
«Нарядная персона»– награда высшего достоинства для командного состава. Начало XVIII в.
Можно предположить, что раннее утро 29 сентября русское командование, потратило на построение корволанта в боевые порядки, полагая встретить отпор. «Как только московитская армия снова придвинулась, то обнаружилось, что генерал Левенгаупт с остатком своей армии пустился ночью в бегство»[21]. Р.Петре упомянул, что об уходе шведов «Его Царскому величеству сообщила партия калмыков и татар», которые стали грабить остатки обоза, прикалывать тяжело раненых и забирать пленных.
Вид хаоса на шведской позиции убедил в полной победе и вызвал радость. Как и 27 июня под Полтавой, о погоне всеми регулярными полками за «обсечками» не думали. Наращивание победы преследованием в тот же день стало правилом только с начала XIX в. Шведы тоже не преследовали противников после побед при Клишове 1702, Пултуске 1703, Гемауэртгофе 1705 и Фрауштадте 1706 гг. «Цель боя не уничтожение физических сил врага, а его духа» (К.Клаузевиц). Оценив на глаз потери курляндской армии в 8 тысяч, Петр I счёл её полностью разбитой. «Мочно видеть, что оной корпус вконец разорился». «Только сие истинно, что Левенгопт со всем корпусом пропал» писал Пётр I 29 сентября[22]. Ранним утром вслед за бегущими он послал не корволант, а только его часть - отряд Г. Пфлюга из тысячи гренадёр на конях и двух тысяч драгун. (Возможно, это были те же полки, которыми тот командовал в сражении т.е. - Сибирский, Тверской, Вятский, Смоленский, Ростовский). Гренадеры, выделенные по сотне от каждого из 10 батальонов, были самой сильной составляющей погони. Когда был отдан и каков был устный приказ Пфлюгу - неизвестно.
Шведские обозные лошади несли седоков нескоро и уже в полумиле (3 км) от Лесной драгуны стали настигать хвост растрепанной толпы. Вылавливая беглецов из леса, их собирали в партии по сотне и отсылали, скорее всего, под конвоем иррегулярной конницы в русский лагерь («шведов стами нагоняют и приводят в наш обоз» - писал Пётр I). В руки победителей попала огромная добыча - 20 тысяч ружей, 500 тонн мушкетных пуль, 6 тысяч бочёнков пороха, все пушки, 600 тысяч рейхсталеров в «полковых сундуках»[23], «провизия для короля», аптека и стада скота. Нагруженные на верблюдов сундуки с имуществом Левенгаупта, документами и картами по всей вероятности, были «раздуванены» казаками. (Самые ценные документы и письма жены генерал сохранил при себе).
Дорогу, забитую фургонами, остатками бегущих и заваленными деревьями, пройти было не просто. Поэтому Пфлюг достиг Пропойска лишь около 16 часов. Таким образом, не меньше 8-9 часов его отряд управлялся с бегущим неприятелем среди брошенных трофеев на пути длиной в 12 км.
Памятные золотая и серебряная медали на победу при Лесной 28 сентября 1708 г. Художник–медальер Ф.Г. Мюллер, 1-я четверть XVIII в. Надпись на лицевой и обратной сторонах: «Возвращаемся с победы победителем», «Дославная победа при Лесной», «Левенгаупт побеждён, 16 тысяч шведов разгромлены и пленены».
Появление погони у Пропойска вызвало у оставшихся шведов переполох - измученные пехотинцы и раненые бросались в Проню и Сож, но на другой стороне этих рек им грозила смерть от казаков. Около пяти сотен было зарублено, остальные укрылись на пропойском кладбище, где стояла церковь. Когда туда прибыл Пфлюг, беглецы дали сигнал о сдаче. Пфлюг выслал парламентёра-лейтенанта с шестью гренадёрами, чтобы принять капитуляцию. Однако часть хмельных солдат не подчинилась офицерам и, дав залп, убила двух гренадёров[24]. Драгуны прикончили тех, кто был с оружием, а остальных пленили: «генерал Флук неприятеля бегущего достиг в Пропойску, из которых больше пятисот на месте положил. Да в полон взяли 45 офицеров, 602 человека рядовых, также и достальной обоз с три тысячи телег взял»[25]. Так после захвата последних трех тысяч фургонов у Пропойска (или в четырёх километрах южнее – у д.Рудня) было окончательно покончено с обозом Левенгаупта. Наскоро допрошенные офицеры пересказали вымысел шведского генерала, что тот «ожидал к себе в сикурс самого короля вскоре»[26]. Узнав от казаков, что «Левенгопт стоит в полуторе мили», Пфлюг послал оставшихся 808 драгун Смоленского полка с полковником Ф.Г.Чекиным, который, проехав полторы мили и никого не догнав, вернулся. 400 драгун было послано вылавливать тех, кто бежал вверх по Сожу.
Видимо, поздним вечером 29 сентября у Лесной наконец появилась дивизия фон Вердена. Недовольный им царь, расположившийся с 30 сентября в одной из изб Лесной, передал его дивизию восстановленному в звании генерала А.И.Репнину. Князю приказали снова атаковать беглецов шестью свежими пехотными полками, послав в авангарде Пфлюга.
Тут выдумка Левенгаупта о «скорой помощи короля» обернулась его последней удачей. Царь остерёг, что преследовать надо только в том случае, если не появится подмога Карла XII. Если же Левенгаупт удалился далее двух миль, Репнину надлежало, прикрыв свой тыл драгунским полком, взятым от Пфлюга и сотней казаков, повернуть с пехотными полками к Смоленску тем же путем, каким шёл фон Верден[27]. Такое решение было принято из-за усталости войск и убеждения, что за Сожем есть крупные боеспособные шведские силы. Пётр прочно держал в памяти сообщение Инфлянта от 25 и 26 сентября, о том, что Карл XII находится всего в трех милях от Левенгаупта (см. выше).
За два часа до рассвета 30 сентября 1000 драгун полковника Бромза выехали вниз по Сожу, но никого не обнаружили, Вечером того же числа Репнин, сообщив, что Левенгаупт ушёл «от Пропойска болши трёх миль» (18 км) повернул полки к Смоленску, хотя главная шведская армия в то время находилась в 120 км от Пропойска. Так отсутствие войсковой разведки помогло спастись уцелевшим толпам беглецов в болотах за Сожем. Не сделав глубокий поиск за Сожем, Пётр I перестраховался. Через месяц, 2 ноября 1708 г. Меншиков разорил базу изменника Мазепы под носом Карла XII, находившегося всего в 60 км от Батурина.
Тяжкие испытания беглецов продолжались. Только вечером у деревни Глинки, в 6 милях от Пропойска, части шведов во главе со Стакельбергом удалось уйти на левый берег Сожа. В Москве граф так припоминал детали бегства: «мы без помех двигались весь день до вечера четыре добрых мили по залесённым местам, стараясь держаться вдоль течения. Несколько раз мы подходили к берегу, но не могли переправиться из-за трясин или крутого спуска.
90-пушечный трёхпалубный линейный корабль «Лесное», построенный в 1718 году. Художник А.А. Тронь, 2002 г. Строился по чертежам и под руководством Петра Великого. В составе Балтийского флота участвовал в походах на Балтике. В 1723 году капитаном корабля был Витус Беринг.
Наконец почти совсем в темноте привёл нас Господь к заброшенному месту, где можно было различить следы колёс - здесь некогда была переправа. Недалеко отсюда была деревня Глинка (Glefsna), где я с моей колонной хотел переночевать. Я был так измучен разными контузиями, которые получил в ноги и левую руку во время боя, усталостью и прочими неприятностями, что меня едва сняли с лошади и почти внесли в избу. Из-за нервных потрясений я желал себе смерти… Вечером, когда уже совсем стемнело, прошёл ложный слух, что на нас через лес идёт противник. Из-за этого около 500 драгун и посаженных на коней солдат из тех, что стояли ближе всего к реке, тут же бросились воду, но, не потеряв ни человека, счастливо переплыли. Вот так, охваченные великим страхом, они указали нам путь, который открыл Господь, чтобы уйти от неприятеля… Между тем я получил возможность промывкой водкой привести в порядок мои натруженные ноги и места контузий. Мои боли утихли, так как стало легче на сердце и я мог на другое утро после того, как спокойно выспался, хорошо ходить и хорошо ехать. Не теряя времени, я приказал 2 октября (1 октября ст. ст.) всем оставшимся войскам переправиться через реку. Все они переправились еще до полудня и утонуло не больше 7-8 человек по своей неосторожности, так как они держали своих коней и не отпустили поводья, они намотались, и сбросили своих седоков в воду. На другом берегу мы увидели вдали несколько казаков и калмыков, но не обращали на них внимания. Больше навредили нам другие казаки, которые скрытно следовали за нашим арьергардом вплоть до этого перехода. Они убили или захватили в плен 20-30 человек из последних переправлявшихся»[28].
Когда вместе с Левенгауптом переплывала на конях пехота, на эту драму «нельзя было смотреть без слёз» (Р.Петре).
Быстрая река разлилась от осенних дождей и в ней захлебнулось не менее 50-60 нетрезвых рядовых. Раненые и часть оставшихся с 9 до 14 часов перебирались на трёх утлых плотиках, вмещавших не более четырёх человек. «Эта переправа была также не без потерь; - ротмистр Роос вместе с 30 верховыми солдатами были унесены сильным течением и утопли. Некоторые заметили вражеских казаков на другой стороне реки. В лесу на этой стороне можно было видеть калмыков, однако они не пытались ничего предпринять» (Вайе). Может быть, тогда Левенгаупт впервые вздохнул свободнее – ведь он больше всего боялся, что остатки его разбитой армии будут прикончены на пути от Лесной до Глинок.
При большей настойчивости даже там можно было перехватить недобитков, но Фастман с запозданием прибыл к Глинкам. В третьем часу дня четыре эскадрона полковника Леонтьева и капитан-лейтенанта А.К.Петрова-Солового с казаками и калмыками перебили и пленили нескольких оставшихся, «потому что никого из шведов нельзя было заставить отправить плоты, чтобы их забрать» [29]. Тех, кто спрятался в избах Глинок, подожгли и в полночь 30 сентября прекратили преследование[30]. Всего от Лесной до Глинок погоня прошла около 30 вёрст.
По первую декаду октября от Пропойска до Могилева и Шклова по всей округе белорусами, драгунами, казаками и калмыками вылавливались шведы, вразброд уходившие в Прибалтику. Хорошо знакомые с местными лесами белорусы знали, по каким местам можно искать беглецов. В помощь им от Семеновского полка были отряжены 51 человек унтер-офицеров, которые возглавили эти небольшие «партизанские команды»[31]. Дезертиры, сбиваясь по 10-50 человек, старались поскорее исчезнуть с места боя. Некоторые оказались в Могилеве уже 30 сентября, другие, скрываясь в лесах, неделями питались дикими яблочками и конопляным семенем – из-за вражды населения дорогу в Прибалтику многие считали опаснее, чем к королю. Белорусские крестьяне не принимали от шведов денег и не соглашались провожать их до армии короля, которая находилась так далеко[32].
Из-за голода и враждебности белорусов, которые отнимали мундиры, оружие и «убивали по той причине, что шведы, по пути на Украину местный люд мучили из-за провианта», некоторые из беглецов, прикрытые рогожками, сами сдавались в плен. «По лесам есть [много] конных шведов, которые и вчерась салдата отсталого изрубили и на обоз напали, токмо обозу шкоды не учинили. И поехали оные шведы 50 коней и ночевали ныне вкруг Рясного в лесу. А пеших шведов в лесах множество и до самой нашей границы токмо ж везде их здешние мужики грабят и ружьё, и платье отбирают»[33]. 3 октября Петр писал, что к имеющимся 700 пленным «непрестанно многих в наш обоз приводят», а многие шведы добровольно выходят из лесов сдаваться.
К облавам подключили конных жителей Смоленска и Поречья. 13 октября 40 быховских стрельцов и 50 украинских казаков вступили в бой с полусотней дезертиров, прорывавшихся на запад и взяли в плен 27 человек с 4 фузеями, 5 шпагами и двумя парами пистолетов[34]. «И единым словом, чаю, едва тысяча человек от сих двадцати тысяч х королю и в Ригу пойдут, понеже и по лесам мужики зело бьют их»[35].
10 дней и ночей без карт, почти без патронов (на человека оставалось по 12 штук и то подмокших), без котлов, топоров и прочего полкового хозяйства, беглецы спешили через безлюдные северские леса и болота[36]. Подъев остатки из разграбленного обоза, они питались кобылятиной («ежедневно съедались сотни лошадей»,- писал Петре), сырой репой и капустными кочерыжками, используя порох вместо соли. Обессиливало почти ежедневное наведение переправ, мостков и гатей. Сбежавшие в леса крестьяне пытались то там, то сям нападать на шведов. 4(15) октября перешли р.Беседь.
Генерал-фельдмаршал и первый генералиссимус Александр Данилович Меншиков.
На границе Северщины было большое болото в четверть мили с узким и дырявым мостовым переходом. Левенгаупт велел топорами и шпагами рубить ветви, чтобы подправить переход и приказал полкам и багажным повозкам не обгонять друг друга. Погони не было, но паника вспыхнула вновь, все рванулись вперёд и снова возник затор. Снова вспыхнула ссора между графом и Стакельбергом. С большим трудом Стакельберг навёл порядок на переправе.
Не приходится сомневаться в том, что граф несколько раз с дороги отправлял к королю призыв о помощи и в эти дни весть о катастрофе в Белоруссии дошла до главной квартиры короля. Один из посланцев – шведский майор по ошибке «заехал в Стародуб, чая, что король швецкой всею Украиною овладел. Которого маеора, казаки того города взяв, привели к…фельтмаршалу нашему и оной пред фельтмаршалом сказал, что он послан от Левенгопта х королю своему с ведомостью, что войска их побиты»[37]. Д.Н.Зильтман записал 2-3 октября (13-14 н.ст.): «в штаб прибыл камердинер подполковника Врангеля с известием, что генерал Левенгаупт у р.Сож имел дело с московитами и вскорости отступил. Пришло подтверждение этому и повсюду чувствовалось сильное потрясение». «Здесь пытались полное поражение представить победой и чтобы люди в это поверили» (запись от 11 (22) октября 1708 г.)[38].
5(16) октября беглецы перешли р.Ипуть и направлялись на восток, южнее главной армии короля прямо «в лапы» Шереметева. Через несколько дней они неожиданно напоролись на передовой кавалерийский отряд армии русского фельдмаршала. Для обеих сторон встреча была неожиданной. В 1,5 - 2 милях севернее Стародуба 8-10 эскадронов Н.Ю.Инфлянта с двух сторон погнались арьергардом, состоящим из сотни хельсингцев и пяти сотен конного Карельского полка. После боя 9 октября адъютант Петра I Ф.О.Бартенев насчитал 3 убитых офицеров и 130 рядовых шведов[39]. От изнурения умирали не только раненые, но и здоровые. Находясь при последнем издыхании, беглецы совсем утратили боеспособность. Большая их часть потеряла оружие. «И офицеры и солдаты думали, что при таком скверном состоянии, в каком мы постоянно находились в пути, напоследок всё бы закончилось нашим полным крахом, продлись это ещё несколько дней»[40].
Генерал-фельдмаршал князь Михаил Михайлович Голицын
Добить беглецов окончательно войска Шереметева не могли – их внимание было приковано к главной армии Карла, набиравшейся тогда сил у Мглина. Вскоре после боя с Инфлянтом бежавшие встревожились многими костерками впереди – не русские ли? Однако после разведки страх сменился неописуемым ликованием – навстречу нежданно попался «заблудившийся» 3-тысячный авангард королевской армии генерал-майора А.Лагеркруны. Так, несколько севернее Стародуба, в нынешней Брянск%D
